Заложница. Книга 3 - Страница 50

— Он был невыносим… — припомнив какие-то свои обиды, зло фыркнула Юнгильда, — с ним невозможно было договориться.

— Если бы вы любили отца, то попытались бы его понять, и принять его решение, — твёрдо возразил Хатгерн, — Или еще раньше попытались быть для него единственной, самой нужной и преданной. Любовь это прежде всего уважение мнения возлюбленного, а не желание владеть им безраздельно. Раньше я этого не понимал… а теперь знаю точно.

— Ну да, — едко скривилась ее светлость, — именно потому сегодня рядом с вами пустое кресло, а не ваша лаэйра. Думаю, вам известно, что она выученная убийца и шпионка герцога Бентрея?!

— Мне все про неё известно, как и сидящим тут людям, — сухо отрезал герцог, — как мне стало окончательно ясно, нам с вами никогда не удастся договориться насчёт наших личных отношений. Сейчас я хочу услышать ответ на последний вопрос, как вы додумались продаться Юверсано?

— Не продаться… а обменять услугу на услугу. Он передал через своих людей письмо и предложил помощь… в выселении Ральены.

— И чего попросил за эту малую услугу, кроме свержения законного наследника?

— Вас никто не собирался свергать… — неуверенно сообщила Юнгильда, — только немного… придержать. Ведь знатные дома не пожелали бы признать Лархоя, если только соправителем. А самому Юверсано нужно было сущую малость, восстановить прямую границу на западе. Ты и сам знаешь, там наши земли вдаются в его владения клином. Мне показали на карте.

— Да причём тут карта? — опешил Харн, — У Юверсано владения ничуть не меньше чем у нас! А западная граница проходит по середине Акарны, самой большой реки в той стороне. И если отдать ему этот клин, то уйдут плодороднейшие поля, сады и десяток мельниц, а заодно и мосты, за проезд по которым мы берём плату. И кроме того там находится несколько деревень и Бурск, городок виноделов и мукомолов. И везде живут наши верные подданные, об их судьбе вы не подумали? Ведь Юверсано немедленно поделил бы эти земли между своими преданными людьми, и они первым делом выкинут прежних хозяев с обработанных потом предков полей и из виноделен. В лучшем случае оставят их наёмными работниками. А у нас в герцогстве мигом поднимутся цены на тонкие ткани, любимые вами поделки из мангрового дерева, бумагу и пряности, потому что с этого момента платить за проезд по мостам через Акарну наши купцы будут Юверсано, а он устанавливает самые высокие цены на побережье.

— Вы зря тратите слова и силы, ваша светлость, — тихо произнёс Ганти, — ваша матушка всегда считала подобные сведения ненужной для женщин шелухой. Ее всегда интересовали только балы и украшения.

— А по-вашему, — мгновенно взвилась Юнгильда, — женщины должны рассуждать о ценах на кожу и рыбу? Или научиться убивать соперниц ножами и бегать по кустам в мужских штанах?

Хатгерн смотрел на ее искажённый ненавистью рот и со всё растущей тоской понимал, как напрасны все его надежды на мирный договор с матерью. Никогда она не смирится с утратой так внезапно уплывшей из ее рук победы, и никогда не признает, какой потерей и трагедией могла бы стать для герцогства ее интрига, если бы Регорс в решающий момент не прозрел и не лишил ее светлость всех тех наград и удовольствий, о которых она так давно мечтала. И почти получила, въехав в этот дворец победительницей и покровительницей нового герцога, каким видела младшего, хитрого и послушного сына. И ей и на секунду не пришло в голову, что и у коварного и расчётливого Юверсано может быть свой, секретный план, в котором нет места ни Лархою, ни ей самой.

И что страшнее всего, никогда и не придёт. И значит можно утопить в болоте забвения все его прошлые мечты о счастливой жизни, какой она виделась после того, как выйдет замуж Бретта и Ральена отбудет вместе с нею в дом зятя. А матушка вернётся во дворец и тут воцарится мир и радость. Чуть позже во дворце поселится его собственная жена, потом появится сын… зазвенит в комнатах детский голосок и счастливый женский смех.

Харн тяжело вздохнул, с необычной отчётливостью осознав, каким наивным простаком был раньше, когда представлял свою матушку в роли любящей счастливой бабушки, и мрачно уставился на Ганти, ожидая его подсказки.

Ясно уже, что оставить во дворце её светлость нельзя, никогда она не успокоится и не перестанет плести интриги и читать всем нравоучения. А если отправить в поместье, то нужно приставлять целый штат соглядатаев и непременно их менять, перед силой золота очень быстро слабеют даже самые надёжные слуги. Но у него всё равно никогда не хватит наглости предложить ей покинуть дворец, какой бы она ни была, это все равно его мать.

И оставить тут навсегда тоже нельзя, теперь, памятуя о том, в кого она постепенно превратила Лархоя, он не хотел бы подпускать ее к своим будущим детям. Можно не сомневаться, матушка обязательно постарается очернить в их глазах всех, кого считает виновными в своих несчастьях.

И значит, остаётся только один путь… самый трудный и нежелательный, и никто из присутствующих никогда не возьмёт на себя ответственность за принятие этого решения. Придётся ему взвалить этот груз на свои плечи, и очень хорошо что сегодня пустует кресло, предназначенное для Таэльмины. Взвалить на неё хотя бы часть этого бремени Харну не хотелось, любимой хватило и предательства брата.

— Зрадр… — тяжело вздохнул он, поднимая на дракона мрачный взор, и неожиданно рассмотрел в вертикальных зрачках печаль, — если у тебя найдётся…

— Найдётся, — не дожидаясь окончания просьбы, тихо сказал создатель, глядя на него с состраданием, — скажи только, на время или навсегда?